Продолжая свой разрушительный пир даже на воде, не дающей спасения тем, кто кинулся за борт. Тушить «киллинику» надо песком. На дне его много. С избытком много. Да и катранов кормить надо. С бычками и прочими камбалами.
С прибрежных скал далековато, конечно, для точного выстрела. Но что делать? На то мы и лучшие. И никто, кроме нас. Ожидаемый толчок приклада вышел вовсе легчайшим. Как девушка ладошкой коснулась. Любимая… И второй выстрел. Третий…
А рядом вторят еще четыре винтовки.
Сифоны рванули разом. Или показалось? Но грохнуло так, что даже здесь заложило уши. Коноводы, устроившиеся в полуверсте, аж присели. Не от испуга. От удивления. И тут же бросились успокаивать перепуганных лошадей. А над скалами прошуршала волна перегретого воздуха, пыхнувшая чуть ощутимым жаром в лица.
— Перуновы блискавицы… — прошептал ошарашенный эффектным взрывом Звяга, — Помог, батюшка…
— Они самые, — искренне согласился стрелок, бережно погладив кончиками пальцев тонкий ствол. — Пристрелочно-зажигательная, — принюхался. — Обожаю запах сгоревшего напалма по утрам. Это запах победы!
И снова вжал приклад в плечо, выбирая следующую цель.
Привыкший к непонятным словам, что постоянно звучали от русина с глазами цвета харалуга, скрытник тряхнул чубом, налезшим на лоб, и вскинул ладонь, прикрывая от солнца глаза. Не каждый день можно увидеть, как один за другим превращаются в клубки пламени грозные ромейские корабли… И как уцелевшие пытаются развернуться, наталкиваясь друг на друга и подхватывая, словно чуму, пятна пламени. И горят. И тонут. Тонут… Тонут…
А над морем продолжали свою песнь снайперские винтовки. И даже ревущее пламя не могло перекрыть предсмертные крики побежденных.
Богатое на события выпало лето. Простому люду страсти те видны не были, хоть бушевали не шутейно. «Дело нохчей» не закончилось разгромом боевых группировок. От посланских и горных шакалят потянулись ниточки. Очень нехорошие ниточки. Корабельные канаты. Тати заметали следы, как могли. Но Управа волчьей хваткой впилась в глотку подыхающему зверю. Полетели важные головы. И те, кто торопился подняться повыше или мошну потуже набить, позорными делами не брезгуя. И другие, что благодушествовали, про дело забыв. Кто в поруб пошел, ожидая суда. Кто отставкой отделался. Кого при задержании «оформили». Пинегин Теремную Стражу принял и на Управу кликнул Лютого. Кликнуть-то кликнул, да кто ж ожидал, что Князь на то согласится? Маленький человек Буривой, хотя и рода знатного. И чины не те.
Не знамо, родовитость роль сыграла, или Пинегину поверил самодержец. Может по бересам посмотрел, но стал Лютый по Управе старшим. Ну а чтобы чины должности соответствовали, воеводу получил, разом через звание прыгнув. Не часто так бывает, но на то Князь и Великий, чтобы волей своей мог привычный порядок поменять…
На новом месте пришлось трудно. Непривычно теми руководить, кто еще вчера равным был, а то и постарше. Пока втянулся, пока разобрался, а на носу листопад, зима скоро…
Про дело русинское не забыл, но сил ему уделял немного. И то, надо сказать, посерьезнее вопросы стояли, а Гридница со своей работой справится. Нужен окажется, Скворец из-под земли достанет. Если такой за работу взялся — считай, сделана. Только время нужно. Не любит былое суеты и беготни пустопорожней.
Группа, в основном, корпела в свитницах, выискивая несоответствия в источниках и вычисляя, где нужно искать подтверждение невероятной версии. В конце серпня стрый Ждан и сам Голуб укатили к Русскому морю, где проторчали два месяца. Вернулись довольные донельзя, сходу вызвонили Буривоя. Позвонили одновременно, сидя рядом в салоне самобега, и даже не заметили, что повторяют действия друг друга. Розмыслы, что с них взять!
Выбраться в Гридницу у Лютого никак не получалось. Лишь через седмицу вышло. Тяжело было выбрать время, но сумел. И не пожалел.
Оба розмысла смотрели на воеводу, как коты, объевшиеся сметаны. Долго молчали. Ставили самовар, колдовали с пакетами, разливали взвар по чашкам. Ждан Ярославов вытащил откуда-то банки с домашним вареньем… Буривой не мешал. Сами скажут.
Наконец не выдержали. Скворец протянул волхву небольшой комок металла.
Буревой повертел бесформенную железяку в руках.
— Это что?
— Думаю, пуля, — сказал Ждан. — Нашли ее в детали корабельного набора.
— А по порядку?
— По порядку так, — Голуб, в котором военный потеснил розмысла, перехватил инициативу. — Игорь в Царьградском походе сжег ромейский флот. Известное дело и серьезная загадка. Никогда до этого Константинополь не терпел такого поражения на море. Согласно источников, русы горящими стрелами подожгли дромоны.
— Чушь редкостная, — прокомментировал Ждан. — Можно подумать, ромеи не умели с пожарами бороться. Огнемет посреди деревяхи стоит, а техника безопасности не отработана… Да у них чуть ли не негорючие одежды были…
Скворец кивнул.
— По предположению знакомого тебе Торгвассона, поджог был осуществлен иначе. С берега, путем бросания больших горящих снарядов. Чуть ли не сосудов с зажигательной смесью. В общем, тоже бред. Найти флот никому не удавалось. Было мнение, что корабли сгорели без остатка.
— Так же не бывает, — удивился Лютый. — Даже обгоревшие детали набора уцелеть обязаны. Не дотла ведь выгорали, раньше топли.
— Правильно, не бывает, — подтвердил Ждан, с гордостью глядя на братича, — не там искали. Мы этот флот нашли!