— Да ну! И как? В Книге про это почти ничего нет. Никаких подробностей. Мстислав же на Итиль ходил.
— А голова зачем? — довольно усмехнулся стрый. — Высчитали мы.
— Понимаешь, — опять заговорил Голуб, — поставили себя на место русинов из Книги. Что грозит русам? Флот. В их истории он решил исход в пользу ромеев. А как бороться с флотом? Сжечь. Собственным греческим огнем! Одна пуля из снайперского самострела в чан, и привет дромону. И всему, что близко. А если в каждый дромон по пуле? И противопоставить грекам совершенно нечего. Взрыв емкости — это не привычные стрелы с горящей паклей! Ящик с песком не поможет. А дальше просто. Присмотрели места, удобные для такого дела, поплавали с воздухогворами, и получите. С первой попытки! Совместили приятное с полезным. Какое там вино…
— Поработать всё же пришлось, — уточнил Ждан, оборвав воспоминания соратника по истреблению перебродившего виноградного сока, — сильно занесено всё. Два месяца ковырялись! Зато на дне! Остатки нескольких судов! Изуродованные внутренним взрывом чаны греческого огня. И один целый. В нем сохранившаяся смесь. И в окружающих деревяшках пулю нашли. Во входном отверстии застряла! Видишь, с одной стороны следы средовоздействия есть, а с другой нет. Однозначно, дромоны были расстреляны снайперами. Из оружия огненного боя уровня нашего века!
— Погоди, стрый, — возразил Лютый. — То, что это пуля, еще доказать надо.
— А входное отверстие?
— Да даже если пуля. Может, стрельнул кто в рыбу лет десять назад, а попал на дно.
— Да ты что, Буринька! Не веришь?!
Буривой улыбнулся:
— Проверяю. Доводы нужны железные. И не в смысле материала, из которого «пуля» сделана.
— Погоди, воевода, — Скворцу явно приятно было называть Лютого новым званием. — Что ты на это скажешь?
Новый довод представлял собой продолговатый полый цилиндрик, закрытый с одного конца. Тоже не новый.
— На гильзу от самострела похоже.
— Не просто похоже. Один в один. Вот только размер, каких ни один производитель не выпускает и никогда не выпускал. Кстати, заинтересовало нас происхождение слова «гильза». Совершенно не славянское слово. Вообще, подобных слов в современных языках не имеется. Разве в древнегерманском есть. При чем здесь он?
— Подожди, Голуб Мстиславович, — остановил воеводу Буривой, — ты считаешь доказанным, что ромейский флот был сожжен огнестрельным оружием?
— Ничего я не считаю. Но иначе объяснить, как эти штучки оказалась там, где его нашли, не могу! Возраст гильзы подтвержден. И нашли ее именно там, где могла быть оборудована стрелковая лежка. Лучшее место. А дальше…
Лютый вздохнул:
— Верю я вам. Я — верю. Но как доказательная база этого недостаточно. Мало ли чем может оказаться предмет, похожий на гильзу. Пока только ясно, что роем мы в нужном направлении.
— С этим согласен, — кивнул Скворец, — будем рыть дальше. Кому взвару?
Он отошел к самовару и наполнил чашки.
— А еще, Буривой Володимеров, просьба к тебе. Мечи свои дай на обследование. Гарантирую, не испортим.
— Какие мечи? — не сообразил Лютый.
— Родовые, — уточнил Ждан. — Ту пару, что в тереме на почетном месте висит. Давненько они там обретаются. Терем тебе ведь от предков по матери достался? А родительница твоя род от Нежданы-поляницы ведет, если былинам верить. Не ее ли оружие? Возраст изучим, состав по материалам. Глядишь, еще одна зацепочка будет…
— Воды…
Голос Атлы был хриплым и тихим. Но Кабир расслышал. Поднялся с кошмы, приподнял голову десятника, поднес пиалу с водой. Атлы напился, оглядел то ли юрту, то ли шатер, в котором держали пленных, и спросил:
— Где мы?
— У русов, — ответил торк. — Здесь они лечат раненых.
— Лечат? — удивился десятник. — Врагов?
— Угу, — ответил Кабир. — Русы всех лечат. Да и не враги мы им, — и поправился. — Уже не враги.
— Почему?
— Токак мертв. Армии нет. Мы в Шаркиле. Русы пошли на Итиль. Думаю, уже пришли. Каганата больше нет.
— Сколько прошло? Времени.
— Две руки дней.
— За две руки дней взять Шаркил?
— За день! — торк покачал головой. — Сдали без боя.
Десятник обреченно откинулся на лежанку.
— И здесь измена! Каган-бек здорово насолил своему богу.
— В Шаркиле не было предателей. Русы пообещали жизнь и свободу. Или предложили сжечь город греческим огнем. На выбор.
Атлы поморщился, болела пробитая стрелой грудь, да и рана на руке ныла. Тихо прошептал:
— А с нами что? Мы кто — рабы?
Кабир улыбнулся:
— Тенгри-небо не оставил своих детей без присмотра. Русы не берут рабов. Мы можем уйти.
— Просто уйти? — горько сказал Атлы. — Без коней и оружия, нищие и босые…
Кабир довольно цокнул языком:
— Твой Кузы пасется рядом с моим Ясаком, а сабля стоит у изголовья твоей лежанки. Не могу сказать, что удалось спасти все, что у нас имелось, но твой пояс у меня. Вместе с зашитыми золотыми. Если думаешь, что этого мало, можно наняться к русам и повоевать на их стороне.
Десятник задумался. Потом произнес:
— Нет уж. Надоело. Предпочту увидеть кибитки торков и получить подзатыльник от отца. Да и жены не должны забывать, как выглядит их властелин.
— Вот и я так думаю, — согласился Кабир. — Как сможешь сесть на коня, так и двинем…
Город горел. Неохотно дымили бедняцкие юрты и полуземлянки. Ярким пламенем полыхали дворцы тарханов. Чадно коптили прибрежные склады, распространяя вокруг себя тошнотворный запах горелой рыбы, смешанный с привычной портовой вонью. Потрескивая, пылали караван-сараи и «веселые дома». Пожар шел сплошной полосой, не спеша, но уверенно. Беря в осаду один дом за другим, захватывая улицы и кварталы, пардусом с раскаленной шкурой, перепрыгивая с острова на остров. И безуспешно пытались узкие полоски проток преградить путь огненной стихии. Первый же порыв ветра перебрасывал пожар дальше. Пламя то рвалось в воздух с басовитым ревом, то раскаленным ветром припадало к земле, чтобы снова взвиться огненным драконом, пожирая следующий дом. Город горел…